Вольск — город намоленный

Вольск — город, в котором явственно чувствуется история. В том числе и история Церкви — храмов, архиереев, священников, монахов, благочестивых мирян. Она богата, она страшна и прекрасна. И она присутствует в нашем быстротекущем дне. По словам благочинного Вольского округа протоиерея Алексия Земцова, такова характерная черта этого волжского города: здешние прихожане слышат свою историю, помнят и мучеников, и тех самоотверженных священнослужителей, которые окормляли народ в безбожные годы, возрождали духовную жизнь на заре новых времен. Помнят и продолжают их традицию. Отец Алексий служит в Вольске уже 17 лет, но и я, приехавшая туда всего-то на два дня, успела это заметить: да, помнят и чувствуют, что их город — место намоленное. Кроме того, Вольску повезло с земляками, любящими свою малую родину и притом имеющими неординарные возможности. Поэтому вольские святыни возрождаются, память не угасает, история получает продолжение.

Самый конец осени, половина седьмого утра — темно, и долго еще не рассветет. Но в храме в честь Владимирской иконы Божией Матери женского Владимирского монастыря уже горят свечи: началось утреннее сестринское правило. Настоятельница игумения Макария (Семенова) тихонько подходит ко мне и показывает два длинных списка. Она каждый день приходит в храм с этими списками, чтобы помянуть каждую из тех, дальних своих сестер, с которыми ее разлучает столетие. В одном списке около ста шестидесяти имен: это имена насельниц Владимирской обители, выписанные из реестра «чуждых элементов», лишенцев — тех, кто был лишен избирательных прав. Список датирован 1925 годом: в него, судя по всему, попали все обитатели тогдашнего монастыря.

Во втором перечне 36 имен — это список мучениц, расстрелянных в январе 1938 года.

 

***

Вольский Владимирский женский монастырь возник не по решению власти, духовной или светской: начало ему положил порыв чистых верующих сердец. В 1858 году три простые крестьянские девушки — Анна, Екатерина и Дарья — решили умереть для мира и основать новое монашеское поселение на окраине Вольска. Они самоотверженно трудились, обустраивая это место и зарабатывая себе на хлеб. На помощь девушкам пришли первые жертвователи — супруги Леонтьевы, из мещан. Благодаря им у отшельниц появилось надежное жилье. После смерти супруга Александра Алексеевича Евдокия Титовна Леонтьева осталась жить в обители и возглавила ее. На оставшиеся у нее средства она купила для обители 11 десятин фруктового сада и пахотную землю за Волгой; землю, вероятно, сдавали в аренду. Не имея еще статуса монастыря, женская обитель росла, привлекая все больше вдов и девиц, готовых посвятить себя Богу. Евдокия Титовна управляла ими до своей смерти, то есть до августа 1863 года. Затем ее сменила вольская мещанка Агафья Ермолина. В октябре 1865 года Преосвященный Иоанникий (Руднев), епископ Саратовский и Царицынский, освятил Успенскую церковь в обители. Через год стихийно возникшая женская обитель получает официальный статус общины, и во главе ее становится монахиня Еванфия — постриженница саратовского Крестовоздвиженского монастыря, она управляет общиной 22 года. При общине действуют богадельня и больница. К 1872 году тщанием рачительной матушки Еванфии в обители был выстроен большой храм в честь Владимирской иконы Божией Матери. В июне 1892 года община получила наконец статус монастыря. 25 июля 1899 года епископом Саратовским Иоанном (Кратировым) была освящена трапезная церковь во имя святителя Афанасия Александрийского и святой праведной Елисаветы, выстроенная на средства вольского купца Афанасия Поликарпова — сейчас она, превращенная в обычный жилой дом, находится за оградой возрожденной обители.

10 марта 1919 года решением уездной комиссии по отделению Церкви от государства вольский Владимирский женский монастырь был закрыт. Монахини разбрелись по городу, поселились кто где мог, однако связи меж собой не теряли. Владимирская церковь продолжала действовать как приходская, и сестры приходили в нее молиться. И весь православный Вольск продолжал бороться за свое право на церковную жизнь.

 

***

В 1898 году было вновь возобновлено Вольское викариатство, учрежденное еще в 1849 году, но существовавшее тогда лишь год. Среди вольских викарных архиереев — два священномученика, они входят в Собор Саратовских святых: епископ Гермоген (Долганёв) и епископ Герман (Косолапов). Сейчас Псково-Печерский монастырь ведет подготовку к канонизации третьего вольского викария — епископа Георгия, в миру Льва Сергеевича Садковского. Это младший брат священномученика Игнатия (Садковского), небесного покровителя нашего правящего архиерея, митрополита Саратовского и Вольского Игнатия.

Архимандрит Георгий, бывший доброволец армии Деникина, отбывший лагерный срок, был хиротонисан во епископа Камышинского, викария Саратовской епархии, но служить в Камышине ему не позволили. Поэтому в августе того же 1933 года он был назначен епископом Вольским, оставшись викарием Саратовской епархии.

Братья Садковские — и старший, Игнатий, и младший, Георгий — были ненавистны обновленцам — представителям «новой живой и свободной церкви». Зато среди истинно православных людей владыка Георгий больной, с кровоточащими трофическими язвами, полученными в лагере, бесконечно терпеливый и глубоко преданный Церкви — пользовался огромным уважением. В июне 1935 года владыка был арестован вместе с группой духовенства и мирян: священником Константином Леонидовым, протодиаконом Димитрием Малишевским, диаконом Романом Сенотовым и Владимиром Нахмановым. Арест епископа и его сомучеников стал ударом для верующих, в том числе и для монахинь Владимирской обители. А для властей реакция верующих на это событие стала своего рода маркером и поводом к новым арестам.

«В 1935 году, после ликвидации контрреволюционной группы церковников, руководимой епископом Садковским, монашество в церкви заявляло: “Советская власть наших попов арестовывает, а своих направляет служить”» — это цитата из обвинительного заключения по делу тридцати шести монахинь закрытого Владимирского монастыря. Они были арестованы в декабре 1937 года, и «власти рабочих и крестьян» понадобилось каких-то две недели, чтобы решить их судьбу.

Читать материалы этого дела тяжело и больно — несмотря на привычку к такого рода информации. Почти все насельницы происходили из крестьян. Многие были уже в преклонном возрасте, некоторые провели в обители всю жизнь, придя в нее совсем юными (14–18 лет). 73-летняя Анна Терентьевна Естифеева была незрячей, что особо отмечено в протоколе ее допроса: «Расписаться не может, слепая». Следователей отличала безграмотность, которая очень заметна при чтении текста (далее в приведенных цитатах орфография и пунктуация оригинала сохранена), и они даже не напрягали фантазию, чтобы приписать своим жертвам преступления типа «создания террористической организации с целью убийства товарища Сталина и организации белогвардейского переворота в стране». Мне доводилось читать в делах того времени именно такой бред — в частности, в деле четырех измученных стариков-священников, отбывавших очередную ссылку в глубоком Казахстане и там же арестованных вновь… Но здесь, в вольском монашеском деле, ничего подобного нет. Женщинам в черных одеждах, решившим некогда умереть для мира и его страстей, вменялось главным образом выражение недовольства фактом ликвидации монастыря (раз возмущаются — значит, недовольны советской властью, логично?) и «контрреволюционные разговоры» в своем монашеском кругу. Из протокола допроса:

«Вопрос: Вы высказывали среди монашек и молящихся в церкви недовольство закрытием монастыря. Расскажите следствию, в чем конкретно было Ваше недовольство закрытием монастыря, и признаете ли Вы, что это была Ваша антисоветская пропаганда среди монашек и молящихся?

Ответ: Недовольства закрытием монастыря я среди молящихся не высказывала, с отдельными монашками я на эту тему имела разговор, в частности <…> с монашкой Марфушей, и пришли с ней к выводу, что закрытием монастыря монашки остались обиженными…». Еще им вменялась религиозная проповедь как таковая:

«Вопрос: Вы будучи с религиозными убеждениями, среди населения проповедывали религию. Подтверждаете вы это?

Ответ: Я религиозного убеждения, но проповедывание религии среди населения не проводила.

Вопрос: Вы говорите не правду, вас следствие уличает в проповедывании религии среди населения, почему вы это скрываете?

Ответ: Я говорю правду, я не проповедывала религию».

Клиническая картина подлости предстает перед нами, когда мы читаем протокол допроса свидетеля — некоего «отца» (здесь без кавычек никак) Василия Розанова. До революции он действительно служил священником, а через какое-то время после нее вернулся к служению, рискну предположить, по настоятельной просьбе бдительных органов с целью их информирования о настроениях в церковной среде.

«Во время моей службы в церкви ко мне все монашество приходило на исповедь, первый грех они заявляли “Грешницы, ненавидим эту власть, ведь она отняла покой, счастье и хорошую жизнь”»,— такие показания дал на допросе этот, с позволения сказать, священнослужитель, и они вошли в обвинительное заключение.

И насколько же порядочней оказалась Вера Юлькова — одинокая пожилая учительница, давшая приют двум монахиням закрытого монастыря. Она твердо заявила, что никаких контрреволюционных разговоров от своих квартиранток не слышала, никаких сборищ в их комнате не наблюдала, и более ничего от Веры Андреевны следствие не добилось.

Судили их всех в последний день 1937 года, на кровавом его закате, 31 декабря.

«Ганагина Мелания Алексеевна, 1867 года (70 лет! — М.Б.) обвиняется в том, что являлась участницей к/р группы монашества. Проводила к/р агитацию среди населения, направленную на вовлечение молящихся в церковь. Высказывала недовольство на политику Совправительства и партии о закрытии церквей и монастыря. Расстрелять». И так — или чуть иначе — 36 раз. Что они чувствовали, когда слышали это слово? Какой молитвой отвечали на него? Сие нам неведомо.

Только одна из владимирских сестер, самая молодая, Евфросиния Лаптева, получила десять лет лишения свободы. И не потому вовсе, что ее «преступления» были сочтены меньшими, чем «преступления» других. Все проще: слепая 73-летняя Естифеева лес валить не сможет, а 35-летняя Лаптева — вполне. Остальных же казнили в один день, вернее, в один вечер — 12 января.

Мы с Ларисой, водителем монастыря, стоим на предполагаемом месте мученической кончины подвижниц: окраина старого вольского кладбища, на котором давно уже не хоронят, склон, резко уходящий вниз. Смотрим туда, потом оборачиваемся. Перед нами — высокий поклонный крест, установленный здесь в память обо всех христианских мучениках этих мест. На центральной табличке у подножия креста — имя расстрелянного священника Иакова Логинова из села Самодуровки (ныне Белогорное) Вольского района. Это прадед Вячеслава Викторовича Володина, председателя Государственной Думы, уроженца соседнего Хвалынского района. Крест на вольском кладбище установлен попечением Вячеслава Викторовича, как и памятник жертвам репрессий в центре города, на территории собора Живоначальной Троицы (туда мы еще придем). Табличка слева — целый список, некоторые имена из него — например, священника Мстислава Курмышского — попадались мне в деле вольских монахинь.

Монастырский водитель Лариса обеспечила все мои передвижения по городу. Она энергична, предупредительна, доброжелательна. О том, что ее сын Илья год назад погиб на СВО, я узнаю лишь перед самой разлукой с вольской обителью. Обителью, в которой люди со страшными душевными ранами находят исцеление, утешение, опору и смысл жизни.

 

***

— Завтра подъем в шесть, в половине седьмого все в храме,— напоминает матушка Макария сестрам, благословляя их на недолгий отдых от разнообразных трудов. Я тоже завтра потружусь — пока сестры будут совершать свое утреннее правило, помогу инокине Ольге приготовить завтрак. Это ощутимое духовное благо — хотя бы немного поработать в монастыре.

В 2013 году распоряжением Правительства Саратовской области часть уцелевших зданий, ранее принадлежавших Владимирскому женскому монастырю, была возвращена Саратовской епархии. Началось строительство храма и келейного корпуса. Сначала это было подворье саратовского Свято-Алексиевского женского монастыря, а в ноябре 2015-го, согласно постановлению Священного Синода Русской Православной Церкви, возродился вольский Владимирский женский монастырь. Монахиня Макария (Семенова) была возведена в сан игумении.

В декабре 2022 года у Владимирского монастыря появилось подворье в селе Рыбное. Вот туда-то мы и отправимся сейчас с матушкой игуменией и незаменимой Ларисой.

 

***

«Положение этого села удобное и веселое» — так писали о Рыбном авторы справочника «Историко-статистическое описание селений Вольского уезда Саратовской губернии», изданного в 1890 году. И впрямь, радостно становится на сердце, когда смотришь с высокого берега в необозримую волжскую даль, когда бродишь по хрустящей белой гальке, слушаешь плеск волн, удивляешься чистоте воды — просто хрусталь! — и состязаешься с матушкой игуменией в умении «печь блины», то есть метать плоские камушки по воде вскользь… А потом поднимаешь голову и смотришь на новый белый храм. Он освящен во имя двух Иоаннов — преподобного Иоанна Рыльского и святого праведного Иоанна Кронштадтского. Присутствие последнего ощущается здесь особенно явственно: в 1894 году, путешествуя по Волге на пароходе «Отважный», отец Иоанн остановился в Рыбном и совершил Божественную литургию в Христорождественском храме. Этой старой бревенчатой церкви уже нет: она долгое время использовалась как клуб, а когда встал вопрос о возрождении храма, это здание уже ни на что не годилось, его пришлось разобрать.

На кладбище в Рыбном похоронены родители Сергея Николаевича Рябухина — сенатора Совета Федерации, аудитора Счетной палаты, храмоздателя, построившего и возродившего десятки православных храмов по всей России (о судьбах этих храмов повествует его недавно изданная книга «Родные нам колокола»). Малая родина — предмет особой заботы Сергея Николаевича. При его участии и попечении построен великолепный Троицкий собор в Вольске. И храм в Рыбном — тоже во многом его детище. Великое освящение этого храма состоялось 12 июля 2024 года — ровно через 130 лет после того, как «батюшка всея Руси», святой праведный Иоанн, служил здесь обедню. Митрополит Саратовский и Вольский Игнатий, обращаясь к многочисленным гостям, жертвователям, сестрам Владимирской обители и местным богомольцам, сказал об этом святом:

«Вы знаете, что он в течение своей земной жизни много построил храмов, и могу сказать, что он непосредственно участвовал, когда мы строили храм в честь него. Было ощущение, что он сам брал в руки управление строительством и направлял всех — тех, кто жертвовал, кто строил. Всегда храмы, которые потом во имя его освящаются, возводятся очень быстро».

А Сергей Николаевич Рябухин, принимая от владыки Игнатия награду — орден Серафима Саровского II степени — выразил свое сердечное чувство:

«Важно, чтобы этот Божий дом был открыт для всех, чтобы его полюбили даже те, кто был против восстановления этого храма, чтобы здесь крестились, венчались и отпевались люди, как это всегда было во времена наших дедов и прадедов. Это дорогое для нас место. Дорогое не только потому, что здесь служил святой праведный Иоанн Кронштадтский, но и потому, что это духовный центр, с которым каждый из нас связан, как пуповиной. Где бы я ни работал — в Саратове, в Ульяновске, в Москве — все равно я связан с этим родным местом душой и сердцем. И возрождение храма для меня — большое событие, как, думаю, и для всех жителей Рыбного».

Не исключено, что со временем здесь, на высоком берегу, появится памятник великому пастырю России, и святой Иоанн будет осенять своим благословением проходящие по Волге корабли.

Рыбное, как и Вольск, помнит своих мучеников. Священник Павел Мазин-Оралин, уроженец этого села, крестьянин, солдат, а затем фельдфебель Туркестанского линейного батальона царской армии, награжденный солдатским Георгиевским крестом, он еще до революции стал сельским псаломщиком, а в 1933 году, когда все уже знали, насколько это опасно, принял священный сан и служил в Христорождественской церкви до ее закрытия. Затем подрабатывал «караульщиком по частному найму» — охранником, как сказали бы мы сейчас. Но характеристика из сельсовета не оставила ему шансов: «Продолжает внедрять религию в темные массы, ходит по дворам и проповедывает богослужения… <…> Политико-моральная устойчивость не нормальная, т.е. неблагонадежная». Отец Павел был арестован в том же декабре 1937 года, что и вольские монахини. Ему вменялись «агитация среди колхозников, направленная на срыв выборов в Верховный Совет СССР, произведение вербовки в коллектив верующих и организация открытия церкви». Его расстреляли за четыре дня до вольских подвижниц, на 75-м году его земной жизни.

Мученического венца удостоился и староста храма в Рыбном Сергей Васильевич Брехов. Его главная вина — «агитация за открытие церкви», ранее закрытой, и «тесная связь со служителями религиозных культов». Он был казнен в тот же час, что и отец Павел: может быть, они перед смертью успели как-то поддержать друг друга.

 

***

Вольск — город не только намоленный, но и выстраданный, город мучеников и подвижников. Он не забудет и протоиерея Константина Маркова, ушедшего в вечность 14 января 2008 года. Подполковник, преподаватель Вольского высшего военного училища тыла, ликвидатор Чернобыльской катастрофы, получивший там инвалидность, он пришел к вере и Церкви уже после увольнения из армии: в 2000 году окончил семинарию и был рукоположен в иерейский сан. А в 2003 году началась эпопея восстановления вольского собора Живоначальной Троицы. Храм было решено поднять на прежнем месте и максимально приблизить к архитектурному облику прежнего, разрушенного. Отец Константин уже тогда не был здоровым человеком, но в дело это вложил все свои силы и, как обычно говорят, всю душу. Именно он совершил чин освящения креста и купола колокольни, а затем центрального купола храма. Отца Константина очень любили в Вольске — за доброту, прикрытую подчас необходимой строгостью, за прямоту, честность и здравый ум. «С ним было легко, просто, все вопросы находили разумное разрешение» — так говорили и говорят об этом священнике многие люди. В последний год своей жизни, прекрасно осознавая, что умирает, он до последнего трудился, помогая строить собор. Принявший от него эстафету отец Алексий Земцов советовался с ним, тяжелобольным, постоянно — и удивлялся его мужеству и христианскому смирению перед лицом неизбежной кончины. Отец Константин Марков остался для многих наставником — в науке жить и умирать.

Начиная с 1979 года в Благовещенской церкви Вольска служил отец Александр Ткачев. Это был человек с бесценным опытом церковной жизни в советские времена. Он родился в 1951 году в простой благочестивой православной семье; и детство его, и юность прошли среди подвижников той эпохи, даже с будущей женой он познакомился в келье старца. С юных лет решив стать священником, Александр Ткачев окончил в 1978 году Московскую духовную семинарию. За два года до окончания ректор семинарии, Преосвященный Владимир (Сабодан), рукоположил его в диаконский, а затем и в иерейский сан. Отец Александр служил в храмах Лавры преподобного Сергия, а затем приехал на Волгу и стал настоятелем Благовещенской церкви — одной из девяти действовавших на территории нашей области в советские годы. Там он прослужил до 2004 года. В советское время много ездил по селам — зачастую тайком, ночами — крестил, венчал, исповедовал, причащал запасными Дарами. А когда настали новые времена, и нужно было возрождать полноценную церковную жизнь, оказалось, что жатвы много, а делателей мало (Лк. 10, 2), и отец Александр стал одним из первых делателей духовного возрождения. В 2004 году его назначили настоятелем Христорождественского храма Вольска — это было разрушенное здание, ранее в нем находилась спортивная школа, а еще раньше — старообрядческая церковь. Отец Александр прослужил в этом храме 15 лет, привел его в достойный вид, создал приходскую общину, хор. Он скончался 22 октября 2020 года, оставив неостывающий добрый след в сердцах благочестивых вольчан.

 

***

В кафедральном Свято-Троицком соборе (или, как его еще называют, соборе Живоначальной Троицы) трудится артель художников из Владимира и Суздаля: отец Алексий Земцов показывает мне то, что они уже успели сделать. Полная роспись собора — проект масштабный и затратный, но соборы строят даже не на века, а на вечность. Надежные друзья собора — Балаковский филиал АО «Апатит», «ФосАгро» и АО «Волга Цемент».

У отца Алексия в будущем году юбилей — 25 лет священнического служения. В Вольске он с 2007 года, этому предшествовал опыт возрождения церковной жизни в Новых Бурасах. Здесь же пришлось, как уже было сказано, достраивать Троицкой собор. Великое освящение собора было совершено 23 мая 2009 года, накануне дня памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием с собором архиереев.

«Ну а потом мы обустроили цокольный этаж — там у нас лекторий, воскресная школа, оборудовали детскую площадку на территории,— рассказывает отец Алексий. Видно, как дорог ему буквально каждый квадратный метр священного храмового пространства. Дорого и участие прихожан в благоукрашении храма: например, разобрать и вновь собрать леса для иконописцев — дело местных мужчин, и никаких проблем тут не встречается».

Протоиерей Михаил Воробьев — живая достопримечательность волжского города, церковный краевед, автор массы исследовательских работ — регулярно выступает в соборе с лекциями об истории православного Вольска. При соборе действует социальная служба «Попечение», возглавляемая Ольгой Морозовой. Люди, попавшие в беду, всегда могут обратиться в храм и получить поддержку — продуктами, лекарствами, одеждой. «Попечение» взаимодействует с коррекционной школой, с реабилитационным центром для подростков «Волжанка»: получая информацию о положении в той или иной семье, волонтеры приходят ей на помощь. Постоянно на связи с социальной службой военный госпиталь: на средства, собранные прихожанами собора, закуплена ткань для пошива специального белья под аппарат Илизарова, и волонтеры шьют такое белье. С помощью действующих в Вольске волонтерских групп регулярно переправляется необходимая помощь участникам СВО: от продуктов до инструментов, таких как электролобзик и шуруповерт.

Отец Алексий говорит, что ему было нелегко в свое время принять на себя такую ответственность — стать благочинным округа с кафедральным городом, наследовать таким пастырям, как отец Константин, отец Александр и те, кто служил раньше, в страшные годы. Но все получается — не только усилиями ныне живущих людей, но и молитвами ушедших в жизнь вечную. Ибо Бог не есть Бог мертвых, но живых (Мф. 22, 32).