Мир сердечный — то, что ни с чем не спутаешь

Подошло время нашей очередной, традиционной уже предрождественской встречи с митрополитом Саратовским и Вольским Игнатием. И мы постарались построить нашу беседу так, чтоб вопросы были, с одной стороны, насущными, практическими, с другой — вневременными, обращенными к высшему смыслу всего того, что мы делаем.

— От одной пожилой прихожанки я недавно услышала: «Да как же владыка Игнатий не устает, ведь так часто служит…» Что для Вас богослужение: труд, духовное напряжение, самоотдача, усталость? Или, наоборот, источник сил? Может быть, даже в какой-то мере отдых души от всей прочей реальности?

— Во-первых, я служу не так часто, как мне хотелось бы. Святой праведный Иоанн Кронштадтский служил каждый день, и если какой-то день пропускал, то душа его тосковала. У меня нет такой возможности — слишком много времени отнимают другие вопросы, которые мне, в силу моего положения, приходится решать. А богослужение для меня, как, наверное, и для всякого священнослужителя — это время подлинной жизни, той жизни, которой мы, по сути, и должны жить. Я вхожу в алтарь, и наше быстротекущее время останавливается — мы все уже в совсем другом времени. Когда я служу Литургию, чувствую, что живу — не только здесь, не только на земле. Ведь в Святой Евхаристии мы становимся участниками Христовой трапезы: мы непосредственно общаемся с Господом и по-настоящему объединяемся с людьми, ощущая себя единым Телом Христовым. И всех наших повседневных дел, забот, проблем — в эти минуты нет. Физическая усталость от богослужения может быть, конечно, особенно в Великий пост, когда ежедневные долгие службы,— но душа-то, наоборот, отдыхает. Мы ведь устаем больше душой, чем телом. Во время богослужения мы даем Святому Духу действовать в нашем сердце, в нашей душе. И Дух нас питает подлинной жизненной энергией. И мы живем тем, чем должны жить. Недаром есть эта заповедь среди тех, что были даны Моисею на горе Синай: Помни день субботний, чтобы святить его; шесть дней работай и делай [в них] всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему (Исх. 20, 8–10).

— Я всегда читаю Ваши проповеди после Литургии, они действительно запоминаются. Вы продумываете их заранее или просто произносите то, что в этот момент легло на сердце?

— Чаще всего — что легло на сердце, потому что заранее продумать и выстроить проповедь у меня далеко не всегда получается. Иногда нужная мысль приходит, когда читается Евангелие… а иногда я просто выхожу и говорю с людьми от сердца. Людям ведь нужны — не красивые и сложные богословские тексты, а простое теплое человеческое слово. Богословие — слово о Боге, а Бог прост — это мы, люди, всё усложняем. Я стараюсь говорить просто и не обязательно красиво. Можно произнести безупречный выстроенный текст, но не поделиться с людьми теплом сердца, и такая проповедь ничего им не даст, она окажется фальшью. Говорить вслух нужно только то, что ты уже сказал про себя, внутри себя, в сердце. Пример из жизни митрополита Сурожского Антония: когда он из Франции переехал в Англию и стал там служить, он еще плохо знал английский язык и поэтому тщательно готовил каждую проповедь. Всё было в ней правильно, складно, гладко, только люди на эту проповедь не отзывались. Тогда один священник сказал ему: ничего, говорите на ломаном английском, с ошибками — лишь бы от сердца. И он стал говорить от сердца, и увидел, что лица людей ожили. 

— В этом году Вы впервые совершили чин посвящения в сестры милосердия, восходящий к дореволюционной практике. А почему это для Вас важно? Кто-то, возможно, скажет: ведь работали же они раньше без этого посвящения…

— С тем же успехом можно спросить: а зачем венчание? Брак ведь и без него возможен. Венчание есть благословение брака. Вообще, всякое наше дело требует благословения: мы не можем рассчитывать на одни только свои силы, наша природа — падшая, наша воля немощна, и поэтому Божия помощь нам необходима всегда. И наши сестры милосердия это понимают: посвящение было не моей, а их инициативой. Для них это было очень важно: поцеловать крест и Евангелие, принять обет перед Христом. Эти женщины делают великое дело: они ухаживают за брошенными детьми, одинокими стариками, помогают бездомным, людям с очень сложными подчас характерами, и далеко не всегда получают от этих людей благодарность, часто наоборот. Да и медицинский персонал не всегда приветствует их усилия. Многие из сестер сами прошли через тяжкие испытания, потери близких, и только в этом деле — деле христианской любви — смогли найти для себя утешение. И они живут этой своей работой, по-настоящему живут. И не только для них, но и для меня было очень важно благословить их труд, помолиться вместе с ними, а затем пообщаться в теплой обстановке.

— Не могу не задать вопрос о святителе Тихоне, потому что минувшее лето запомнилось встречей с ним, и встреча эта была действительно счастливой. А чем Вам запомнились эти дни, что в Вашей жизни значит Патриарх Тихон?

— Святитель Тихон — это совершенно особый случай, это уникальная ситуация в нашей российской церковной истории. После двухсотлетнего перерыва, по воле Божией, посредством жребия, Патриархом Русской Церкви был избран митрополит Московский и Коломенский Тихон, человек тихий — тишайший, так его звали,— кроткий, исполненный любви. Он стал Предстоятелем Церкви в самое тяжелое, страшное, жестокое, сложное время. Для того чтобы Церковь в те годы сохранилась, чтобы ее не уничтожили самосвяты-обновленцы, нужен был именно такой человек, как Святейший Патриарх Тихон. Он был тем ориентиром, тем маяком в бурном море, на который люди шли — и шли за Истиной, за Христом. Лично мне владыка Тихон близок своей кротостью, простотой, открытостью людям — недаром его так любили везде, где ему доводилось служить. Он был обычным человеком, таким же, как все мы, со своими человеческими слабостями, и никогда не стремился казаться кем-то особенным — в этом была его подлинность. Он — настоящий. Его недаром прозвали тишайшим — в нем жила благодатная тишина, и люди, которые его окружали, чувствовали эту тишину — глубокую, исполненную смысла. А ведь сколько ему приходилось переживать! Он святитель, он исповедник и бескровный мученик.

— Запомнилось и другое летнее событие — освящение закладного камня собора святого князя Владимира на территории старого аэропорта, где будет построен новый городской район. Чтобы взять на себя такую ответственность — начать строить грандиозный храм на месте, где пока один бурьян и щебень,— нужна решимость, нужна вера в собственные силы, в людей, которые будут к этому делу причастны, в завтрашний день города. На чем основана эта Ваша вера?

— На опыте. Нам же не впервые приходится браться за такое вот большое и непростое дело. Когда рассчитываешь и колеблешься — делать или не делать,— тогда действительно ничего не получается. А когда, уповая на Божию помощь, начинаешь делать, Господь посылает людей, готовых помочь. Так и здесь: сразу нашелся архитектор, нашелся благотворитель, который сам предложил помощь в оплате проекта. Иногда бывает и так, что беремся что-то делать, а дело никак не идет… Просто время ему еще не пришло, и не благословляет пока Господь нам его совершить. А здесь всё иначе, здесь я не сомневаюсь: время настало, и у нас всё получится.

Почему нам важно возродить именно Владимирский храм, задуманный в 1888 году, когда праздновалось 900-летие Крещения Руси, посвященный святому равноапостольному князю — ее крестителю? Единый православный народ, вышедший из киевской купели, сегодня расколот, Киев — столица искусственно созданного, порабощенного националистической антироссийской идеологией государства. Это действие тех же сил, которые и в нас не так давно, в 90-е годы, пытались посеять нелюбовь к своей стране, неуважение к ее истории. Военный конфликт — это огромная скорбь, однако он когда-то должен закончиться. И нам — русским и украинцам — придется дальше жить вместе. А что нас может примирить? Только общая вера. Мир после такого кровопролития не сразу, может быть, наступит,— но если наступит, то только благодаря единой вере, единой днепровской купели. Не случайно враги русского мира бьют сейчас там, на Украине, именно по Церкви, по канонической Украинской Православной Церкви, которая есть часть Русской Православной Церкви — Московского Патриархата. А мы идем в будущее с князем Владимиром — крестителем и Великой, и Малой, и Белой Руси. И строим — не точь-в-точь такой же, это невозможно, но повторяющий очертания разрушенного храм на том месте, где через некоторое время будут и современные жилые кварталы, и, возможно, весь административный центр города. Владимирский собор — именно собор! — станет духовным центром нового района. Он будет служить взаимному прощению, миру и единению русского народа — единому Отечеству и единой Церкви. Не могу не сказать также и о том, что князь Владимир — небесный покровитель нашего Президента, и Святейший Патриарх Кирилл в Святом Крещении был наречен Владимиром.

— Обрадовало и тронуло Ваше внимание к женам священнослужителей, потому что ведь известно, насколько это нелегкий крест — быть матушкой, даже не многодетной, и как много в жизни священника зависит от супруги. Как родилось решение наградить жен священников и как вообще Вы видите заботу о семье священника и о его супруге со стороны епархии?

— Я ведь сам родился и рос в многодетной семье священника. Мне эти проблемы понятны. Поддержать женщину, жену священника, поблагодарить ее за огромный, без выходных и отпусков, труд — необходимо. Я много общался с матушками, как принято называть их в Церкви, присматривался к ним и был очень рад, когда появилась награда — Патриарший знак материнства. И мы смогли наградить жен наших клириков: многодетных — этим знаком, других — епархиальными наградами. Но главное, конечно, не в награде, а во внимании. После награждения мы с матушками за чашкой чая пообщались, они смогли поделиться своими проблемами. И, мне кажется, такое внимание со стороны правящего архиерея было им приятно. Надеюсь, и их мужьям тоже. Ведь семья — это малая церковь, и, если не уделять ей внимания, то как мы будем заботиться о Церкви великой?

— Вы стараетесь лично венчать семинаристов. Что Вы говорите обычно женихам и что — невестам?

— Я напоминаю им о том Евангелии, которое читается во время венчания — эпизод из 2-й главы Евангелия от Иоанна о превращении воды в вино на свадьбе в Кане Галилейской. То вино, которое дал гостям брака Христос, было лучше того, которое закончилось. То «вино», говорю я жениху и невесте, которое вы получаете сейчас,— это «вино» ваших ярких молодых чувств, эмоций. Но эти эмоции со временем потускнеют, а то и вовсе погаснут: наступит привыкание, начнутся бытовые проблемы, за ними, возможно, взаимные обиды… Но если вы будете жить во Христе, молиться Ему, учиться терпению, смирению, кротости, Он даст вам другое вино: всю полноту супружеского счастья, мира, взаимопонимания, доверия. И это «старое вино» будет лучше «молодого вина» первой влюбленности.

Невесту я стараюсь предупредить о том, что от нее потребуются смирение, послушание, мудрая кротость, что ей придется принять и то, что не так просто принять. Священник — уважаемый человек, он всегда востребован, вокруг него всегда люди, а супруга с детьми остается в тени. Но это действительно плохо, когда женщина, которая несет такой крест, занимается детьми, домом, хозяйством, да еще и помогает мужу в храме, не получает от супруга внимания. Это нельзя оправдывать занятостью батюшки, потому что если ты не можешь заботиться о своей супруге — как ты будешь заботиться о храме, о приходе, обо всем остальном? Это я говорю женихам — ну и еще, если знаю какие-то особенности характера будущего отца семейства, стараюсь отдельно его от чего-то предостеречь.

— Иногда бывает так, что человек приходит в храм и какое-то время — год-другой — просто горит этой новой для него жизнью: не пропускает ни одного воскресенья, часто исповедуется и причащается, читает духовную литературу, соблюдает посты… А потом вдруг остывает и перестает ходить в церковь, не посещает храма даже по великим праздникам и не причащается годами — всё, дескать, некогда… Отчего это бывает?

— В вере человек должен постепенно возрастать. Первоначальный энтузиазм, о котором Вы говорите, часто носит не духовный, а чисто психологический, эмоциональный характер. Человек вроде бы в Церкви пребывает, старается всё положенное исполнять, пост соблюдать, но до сути веры притом не доходит: не ждет, не ищет личной встречи со Христом. Ищет чего-то другого — может быть, положительных эмоций, приподнятого настроения, интересных впечатлений, помощи в житейских нуждах. Это мелкий запрос: мы не настроения хорошего должны искать в Церкви и даже не исполнения каких-то наших прошений, а именно встречи с Богом. Путь к Богу труден, это не одна только радость, это борьба с грехом, терпение и смирение. Это, как писали святые отцы, путь не от победы к победе, а от поражения к поражению. А человек не готов к труду, не готов осознать свою немощь, свое недостоинство — он, скорее, готов впасть в фарисейскую самоуверенность, поучать и одергивать других. Без сознания своей греховности, без смирения перед Христом человек — даже и причастившись, то есть впустив Христа в себя,— не дает Ему в себе действовать. Без смирения и труда, без любви к ближнему не произойдет встречи с Богом, а без этой встречи человек с неизбежностью разочаруется в церковной жизни, и она действительно начнет ему надоедать. Человек погаснет, потому что настоящего горения и не было. Но по пути веры нужно идти постепенно. Начало церковной жизни — это только начало. Впереди путь длиной в жизнь. На этом пути не нужно искать справедливости. Ведь Христос Сам пошел на величайшую несправедливость: согрешили люди, а страдал и умер за них Бог. Нужно возделывать почву своего сердца, чтобы она стала доброй и, как сказано в притче о сеятеле, принесла плод сторицей (см.: Мф. 13, 23). Нет такого человека, которого Бог, воззвав к бытию, не любил бы: каждый из нас может надеяться на Его милость, Его помощь, но лишь при условии нашего свободного выбора, потому что воли человека Господь не насилует.

— Из Вашей проповеди после Божественной литургии в годовщину Вашего монашеского пострига: «Мы что-то делаем, что нам кажется нужным здесь и сейчас, но это же всё тут останется. А в вечность унесем мы с собой только то, что у нас в душе. И поэтому, занимаясь всем тем внешним, что необходимо делать, нужно не выплеснуть самого главного». А как его не выплеснуть, это главное, как его сберечь? И как убедиться, что оно там, внутри, в сердце вообще есть?

— Как сохранить?.. Рецепт — в Евангелии, и другого рецепта я не дам. Просто откроем Нагорную проповедь — там всё сказано: Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки (Мф. 7, 12). Там сказано, что не надо молиться напоказ (см.: Мф. 6, 5–6), что если хочешь получить прощение, нужно прощать самому (см.: Мф. 6, 14–15). Это Христовы заповеди, и если мы их соблюдаем, мы следуем за Христом — конечно, падая, конечно, поднимаясь, но следуем и сохраняем в сердце главное — то, что нельзя выплеснуть, растратить во внешних делах, даже если они представляются очень важными. Мы призваны заниматься собственной душой, собственным сердцем в первую очередь. Можно строить храмы, соборы, но в вечность с собою можно взять только одно сокровище: мир в сердце. Мир со Христом. Сохранить этот мир и просто, и сложно. Просто — потому что Господь прост, и Он всегда рядом с нашим сердцем. Сложно — потому что мы, в силу падшей своей природы, очень всё для себя усложняем.

Мир в сердце — это тишина. Это радость и покой — несмотря на любые обстоятельства. Человек может находиться в прелести, и эта прелесть может вызвать эйфорию, но это совсем не то, что истинная тишина — та, Начальником — причиной — которой в каноне ко Пресвятой Богородице назван Христос. Эту тихую радость благодати не спутаешь ни с чем. Если человек ее в себе чувствует, его не нужно уже ни в чем убеждать. Когда Господь касается сердца, все наши вопросы, важные, мучительные — сами собой отпадают, потому что в сердце нашем Бог.

Беседовала Марина Бирюкова